Возвращение со звезд - Страница 50

- Знаменитое жидкое белье? - сказал я. - Как ты ухитряешься это делать?

- Я не захватил другой рубашки, - буркнул он. - А тебе это не нравится?

- Нет. А тебе?

- У меня рубашка порвалась, - И, видя мой удивленный взгляд, он добавил, поморщившись: - Все из-за того парня, что улыбался, понимаешь?

Я промолчал. Он натянул старые брюки - я помнил их еще по "Прометею", - и мы спустились в столовую. На столе стояло только три прибора. В столовой никого.

- Нас будет четверо, - заметил я белому роботу.

- Простите, нет. Марджер выехал. Вы, она и ваш друг будете обедать втроем. Подавать или ждать ее?

- Пожалуй, подождем, - поспешил ответить Олаф.

Хороший парень. В эту минуту вошла она. На ней была та же юбка, что вчера, волосы слегка влажные, словно только что вышла из воды. Я представил ей Олафа. Он держался спокойно и с достоинством. Я никогда не умел быть таким.

Мы немного поговорили. Она сказала, что в связи с работой муж вынужден еженедельно выезжать на три дня и что вода в бассейне, несмотря на солнце, не такая уж теплая. Беседа быстро оборвалась, и как я ни старался придумать что-нибудь, это мне не удавалось; я погрузился в молчание и принялся за еду, созерцая этих двух, сидевших напротив, таких различных людей. Я заметил, что Олаф присматривается к ней, но только в те минуты, когда к ней обращался я и она смотрела в мою сторону. Его лицо ничего не выражало, как будто он все время думал о чем-то совершенно постороннем.

В конце обеда пришел белый робот и сообщил, что вода в бассейне, как это пожелала дама, к вечеру будет подогрета. Она поблагодарила и ушла к себе. Мы остались вдвоем. Олаф посмотрел на меня, и я снова отчаянно покраснел.

- Как могло случиться, - сказал Олаф, беря протянутую сигарету, - что субъект, который смог влезть в ту вонючую дыру на Керенее, старый конь - нет, не конь, скорее старый стопятидесятилетний носорог, начинает...

- Прошу тебя, перестань, - проворчал я. - Если хочешь знать, я бы лучше еще раз полез туда... Я не докончил.

- Все. Больше не буду. Честное слово. Но, знаешь, Эл, откровенно говоря, я тебя понимаю. И даю голову на отсечение, что ты даже не знаешь почему.

Я кивнул головой туда, куда она ушла.

- Почему она?..

- Да. Знаешь?

- Нет. Ты тоже не знаешь.

- Знаю. Сказать?

- Пожалуйста. Только без хамства.

- Ты что, действительно спятил? - обиделся он. - Все это очень просто. Но у тебя всегда был один недостаток - ты видишь не то, что у тебя под носом, а лишь то, что далеко: всякие там Канторы, Корбазилии...

- Ну, ну... давай, давай!

- Я знаю, что это детский лепет, но мы ведь остановились в своем развитии с того момента, когда за нами затянули те шестьсот восемьдесят болтов, ясно?

- И что же дальше?

- А то, что она совершенно такая же, как девчонки в наше время. У нее нет этой красной пакости в ноздрях, и тарелок в ушах, и светящихся косм на голове, и она не лоснится от золота. Просто девчонка, как те, что бывали в Кеберто или Аппрепу. Я помню совершенно таких же. Вот и все.

- Черт меня побери, - сказал я тихо. - Пожалуй, так. Да, так, только есть небольшая разница.

- Какая?

- Я тебе уже говорил. В самом начале. С теми я вел себя иначе. И потом, откровенно говоря, я никогда не думал... считал себя спокойной, тихой заводью.

- Действительно! Жаль, я не сфотографировал тебя, когда ты вылезал из той дыры на Керенее. Тогда бы ты увидел тихую заводь! Я думал, что... эх!

- Оставим в покое Керенею, ее пещеры и все прочее, - предложил я. Знаешь, Олаф, прежде чем приехать сюда, я был у одного доктора, Жуффона. Очень симпатичный старик. Ему перевалило за восемьдесят, но...

- Такова наша судьба, - спокойно заметил Олаф, выпуская изо рта дым и глядя, как он расплывается над султанами бледно-лиловых цветов, похожих на разросшиеся гиацинты. - Лучше всего мы чувствуем себя среди этаких древнющих стариканов. С та-акой вот бородищей. Когда я об этом думаю, меня просто трясет. Знаешь что? Давай купим себе несколько кур, будем им головы сворачивать.

- Перестань дурить. Так вот, этот доктор наговорил мне кучу умнейших вещей. Что друзей-ровесников у нас быть не может, близких нет, и остаются нам только женщины, но быть все время с одной сейчас труднее, чем с несколькими. И он прав. Я уже убедился.

- Я знаю, Эл, что ты умней меня. Ты всегда любил всякие заумные штучки. Чтобы было чертовски трудно, и чтобы нельзя было с первого раза, и чтобы сначала семь потов сошло. Иначе тебе не нравилось. Не смотри так на меня. Я тебя не боюсь, ясно?

- Слава небу! Этого еще не хватало.

- Да... Так что я хотел сказать? Ага. Понимаешь, сначала я думал, что ты хочешь быть сам по себе и поэтому так вкалываешь. Что ты хочешь быть чем-то большим, чем пилот... Я так и ждал, когда ты начнешь задирать нос. И знаешь, когда ты принимался мучить Нормерса и Вентури своими рассуждениями и очертя голову бросался в этакие ученые дискуссии, я уже думал, что вот-вот начнется. Но потом был тот взрыв, помнишь?

- Ночью.

- Да. И Керенея, и Арктур, и тот спутник. Дружище, этот спутник мне до сих пор иногда снится, а однажды так я из-за него с кровати свалился. Стало быть, спутник. Да, ну и что... видишь? Верно, склероз начинается. Все время забываю... Значит, потом было все это, и я убедился, что... В общем тебе так нравится, и иначе ты не умеешь. Помнишь, как ты просил у Вентури его личный экземпляр той книжки, красненькой? Что это было?

- Топология гиперпространства.

- Вот-вот. И он сказал: "Это, Брегг, для тебя слишком сложно. У тебя нет подготовки".

Он так точно воспроизвел голос Вентури, что я рассмеялся.

- Он был прав, Олаф. Это было очень трудно.